ПОСЛЕДНИЙ ЯЗЫЧНИК Письмо из VI века в ХХ Гордость, мысль, красота - все об этом давно отгрустили. Все креститься привыкли, всем истина стала ясна... Я последний язычник Среди христиан Византии. Я один не привык... Свою чашу я выпью до дна. Я для вас ретроград - то ль душитель рабов и народа, То ли в шкуры одетый дикарь с придунайских равнин... Чушь! Рабов не душил я - от них защищал я свободу. И не с ними - со мной гордость Рима и мудрость Афин. Но подчищены книги... И вряд ли уже вам удастся Уяснить, как мы гибли, притворства и лжи не терпя, Чем гордились отцы, как стыдились, что есть еще рабство. Как мой прадед сенатор скрывал христиан у себя... А они пожалеют меня? Подтолкнут еще малость: Что жалеть, если смерть - не конец, а начало судьбы. Власть всеобщей любви напрочь вывела всякую жалость, А рабы нынче - все. Только власти достигли рабы. В рабстве - равенство их: все- рабы, и никто не в обиде. Всем подчищенных истин доступна равно простота Миром правит Любовь, - и живут для Любви - ненавидя. Коль Христос есть Любовь, каждый час распиная Христа. Нет, отнюдь не из тех я, кто гнал их к арене и плахе, Кто ревел на трибунах, у низменной страсти в плену. Все такие давно поступили в попы и монахи. И меня же с амвонов поносят за эту вину. Но в ответ я молчу. Все равно мы над бездной повисли. Все равно мне конец, все равно я пощады не жду. Хоть, последний язычник, смущаюсь я гордою мыслью, Что я ближе монахов к их вечной любви и Христу. Только я - не они, - сам себя не предам никогда я, И пуская я погибну, но я не завидую им: То, что вижу я, - вижу. И то, что я знаю, - я знаю. Я последний язычник. Такой, как Афины и Рим. Вижу ночь пред собой. А для всех еще раннее утро. Но века - это миг. Я провижу дороги судьбы: Все они превзойдут. Все в них будет: и жалость, и мудрость... Но тогда, как меня, их потопчут другие рабы. За чужие грехи и чужое отсутствие меры, Все опять низводя до себя, дух свободы кляня: Против старой Любви, ради новой немыслимой Веры, Ради нового рабства... Тогда вы поймете меня. Как хотелось мне жить, хоть от жизни давно отгрустили, Как я смысла искал, как я верил в людей до поры... Я последний язычник среди христиан Византии. Я отнюдь не последний, кто видит, как гибнут миры.
no subject
Письмо из VI века в ХХ
Гордость,
мысль,
красота -
все об этом давно отгрустили.
Все креститься привыкли,
всем истина стала ясна...
Я последний язычник
Среди христиан Византии.
Я один не привык...
Свою чашу я выпью до дна.
Я для вас ретроград -
то ль душитель рабов и народа,
То ли в шкуры одетый
дикарь с придунайских равнин...
Чушь!
Рабов не душил я -
от них защищал я свободу.
И не с ними -
со мной
гордость Рима и мудрость Афин.
Но подчищены книги...
И вряд ли уже вам удастся
Уяснить, как мы гибли,
притворства и лжи не терпя,
Чем гордились отцы,
как стыдились, что есть еще рабство.
Как мой прадед сенатор
скрывал христиан у себя...
А они пожалеют меня?
Подтолкнут еще малость:
Что жалеть, если смерть -
не конец, а начало судьбы.
Власть всеобщей любви
напрочь вывела всякую жалость,
А рабы нынче - все.
Только власти достигли рабы.
В рабстве - равенство их:
все- рабы, и никто не в обиде.
Всем подчищенных истин
доступна равно
простота
Миром правит Любовь, -
и живут для Любви -
ненавидя.
Коль Христос есть Любовь,
каждый час распиная
Христа.
Нет, отнюдь не из тех я,
кто гнал их к арене и плахе,
Кто ревел на трибунах,
у низменной страсти в плену.
Все такие давно
поступили в попы и монахи.
И меня же с амвонов
поносят за эту вину.
Но в ответ я молчу.
Все равно мы над бездной повисли.
Все равно мне конец,
все равно я пощады не жду.
Хоть, последний язычник,
смущаюсь я гордою мыслью,
Что я ближе монахов
к их вечной любви и Христу.
Только я - не они, -
сам себя не предам никогда я,
И пуская я погибну,
но я не завидую им:
То, что вижу я, - вижу.
И то, что я знаю, - я знаю.
Я последний язычник.
Такой, как Афины и Рим.
Вижу ночь пред собой.
А для всех еще раннее утро.
Но века - это миг.
Я провижу дороги судьбы:
Все они превзойдут.
Все в них будет: и жалость, и мудрость...
Но тогда,
как меня,
их потопчут другие рабы.
За чужие грехи
и чужое отсутствие меры,
Все опять низводя до себя,
дух свободы кляня:
Против старой Любви,
ради новой немыслимой Веры,
Ради нового рабства...
Тогда вы поймете меня.
Как хотелось мне жить,
хоть от жизни давно отгрустили,
Как я смысла искал,
как я верил в людей до поры...
Я последний язычник
среди христиан Византии.
Я отнюдь не последний,
кто видит,
как гибнут миры.