Истории от

[jalynski]

abybr

Часть вторая

Путешествие диспутантов
(дневник восхождения на Эльбрус, май 1995 года)

Пессимистическое отступление
1. Похоже, сейчас вероятность восхождения на Эльбрус весьма невысока. Более того, все окружающие относятся к этому спокойно и так вспоминают этот сезон в прошлые годы: иногда за все праздники выдается только одна ясная ночь.
2. Народу становится, тем не менее, с каждым часом все больше, военные туристы идут снизу уже просто колоннами. Хорошо еще, что основная масса резервирует места на П-11, так что тут на Бочках пока относительно малолюдно. Словом, майские праздники на Эльбрусе – не лучшее место для туриста, ищущего малолюдья. Похоже, для большинства приезжающих сюда это просто привычка, часто многолетняя, место сбора старых (буквально) знакомых.
3. На Эльбрусе есть администрация, что тоже малоприятно для "дикого" туриста.
Вывод: На Эльбрус если и соваться, то не в качестве самоцели, а при реализации следующего совпадения:
а) хорошего самочувствия в конце похода по Приэльбрусью, когда акклиматизация и хорошая форма достигнуты естественным путем, а не хождением вверх-вниз по склону Эльбруса;
б) хорошей погоды, которая бывает обычно летом; к тому же, говорят, летом на Бочках народу почти нет.

5.05.95
Нижеследующее описание событий 5 и 6 мая записано вечером 6 мая в лесу за домиком КСС в Терсколе.

Утром, точнее, ночью около 4 часов мы пробудились в ставшей уже родной бочке №11 и стали быстро собираться при свете свечек. Леша сходил на улицу и, вернувшись, выдал краткую сводку погоды: "Жопа!" На ходе сборов это никак не отразилось, ибо иного никто и не ждал. У Толи в рюкзаке кроме кошек и флагов, вроде бы, ничего нет. На груди – 3 фотоаппарата. У нас с Тихонцевым один рюкзак на двоих, в нем наши кошки, запасные свитера (Толя пугает страшными ветрами наверху, Леша подтверждает), термос с чаем и перекус: изюм, финики, 2 фляги с кофе (залиты еще позавчера вечером). У меня "Смена" со слайдами.
Все тепло одеты в пуховки. Тихонцев надел военные штаны с ватной подстежкой. Я, было, хотел взять из дому такие же, да решил взвесить и ужаснулся: 1,6 кг! Взял легкие, самодельные. На носки вновь надеваю полиэтиленовые пакеты – ботинки по-прежнему сырые.
Завтрак мог оказаться скудным (Толя вообще хотел ограничиться одним чаем), да сердобольная Аня дала нам сваренной в избытке молочной гречневой кашки. Они, кстати, готовят на газовой горелке, вызывая одобрительные комментарии Тихонцева. У них вообще все снаряжение импортное от очков до ботинок. Спальников, кстати, Леша с собой не взял, и пришлось на ночь подарить им пуховку. Леша, как выяснилось за вчерашний вечер – "гималаец", на Эльбрус поднимался "раз тридцать", а на седловину несколько раз бегал на время в ходе отборочных тестов перед Гималаями (его время 1 ч 55 мин, а средний альпинист ходит туда часов шесть).
Постоянно прислушиваемся, не пошли ли соседи, чтобы сесть им на хвост.
Вышли в 4.30 в полной темноте. Впереди Леша с налобным фонарем. Снегопад, свежего снега почти по колено. Минут за двадцать перед нами вышла группа ижевцев (?), и мы идем в затылок по их полузаметенным следам.
Около 6.00 проходим мимо П-11. Как раз светает, снегопада уже нет, легкая дымка. Ижевцы стоят чуть выше П-11, отдыхают. Леша неожиданно говорит: "Мы отдохнем, а вы идите". Ну, мало ли, что им нужно – я выхожу вперед и с гордостью троплю. Оглядываясь, вижу, что с П-11 тоже начинают выходить группы. Видно, сидели готовые, но не решались выходить, глядели друг на друга, а тут ижевцы и мы идем – и "процесс пошел"!
Через 15 минут меня сменяют. Погода улучшается с каждой минутой, постепенно выходит солнце. Со здоровьем пока все в порядке.
Выше скал Пастухова под снегом лед, приходится надеть кошки. Попадаются неширокие трещины, полузабитые снегом. Осторожно перешагиваем их. Оглядываюсь: горные цепи смотрятся уже ощутимо ниже нас. Солнце жжет вовсю: приходится надеть на лицо марлевую маску, которая скоро дубеет и становится как доска.
Перед седловиной начинается крутой подъем, идти становится явно тяжелее. Часто останавливаюсь, отдыхаю, но это мало помогает. Вдобавок, плохо подогнанные в Москве скоровские кошки через каждые несколько шагов сбиваются набок.
Тихонцев, похоже, чувствует себя лучше. Когда я, отчаявшись, снимаю кошки и заявляю, что они тут все равно бесполезны, он решительно вмешивается: "Вот Толя и предупреждал, что крыша поедет!" – и долго возится, помогая мне их вновь кое-как наладить.
Идем дальше. Двое каких-то пожилых, по-стариковски одетых, с одной палкой на двоих отчаянно волокут друг друга к вершине. Очень тяжело. Иногда от бессилия, пытаясь сделать очередной шаг, падаю на колени или набок. И это при наличии двух лыжных палок... Впрочем, палки эти я употребляю, скорее, как костыли, опираясь на них подмышками и затем по очереди перетаскивая ноги. Доходит до того, что несколько раз плачу: по-настоящему, слезами, молча стоя на коленях.
Подходит Толя, шедший, по-видимому, сзади:
-- Надо идти! Хоть на зубах иди!
-- Я и так уж на зубах...
-- Значит так ... Я пойду вперед на вершину, а вы с Тихонцевым идите к приюту на седловине, там пейте чай, отдыхайте – ждите меня.
Уходит. Мы с Тихонцевым постепенно выходим на относительно пологий склон, это уже седловина. Тут силы окончательно покидают меня. Сажусь в снег... рвет... Дальше идти я не в состоянии.
Тихонцев возвращается ко мне, резюмирует:
-- Надо идти вниз, ясное дело!
-- Надо подождать Толю, – говорю, – ведь он нас искать будет...
-- Чушь ты говоришь! Вниз надо!
Забираю у него пакет с запасными свитерами, сажусь на него. Тихонцев уходит вниз.
Оглядываюсь: видимость заметно ухудшилась, видно не далее 100 метров вверх по склону, вниз – ненамного дальше. Народ куда-то делся. Только впереди кто-то виден. Бреду туда. Под куском полиэтилена на рюкзаках молча сидят двое. Сажусь рядом, заговариваю. Выясняется, что отсюда тропа ответвляется наверх (мотоциклетный кулуар?), а на вопрос, где хижина, неопределенно машут руками наискосок в сторону от склона.
Вскоре один встает, уходит наверх. Второй, немного погодя, берет свой рюкзак и идет вниз. Я остаюсь один возле пары рюкзаков. Сверху спускается худой бородач и, ругнув погоду, тоже идет вниз.
Смотрю ему вслед – его фигура удаляется в туман. И постепенно до меня доходит, что ситуация хреновая. Где хижина, неясно. Когда и куда вернется Толя, тоже неясно, а я тут остаюсь один, как перст. Похоже, надо уходить. Бросаюсь вниз по тропе за бородатым (силы откуда-то вернулись). Догнал. Пакет со свитерами суем ему в рюкзак. Быстро идем, догоняя группу из трех человек. Один, помоложе, часто падает на спину и лежит, двое его поднимают. Обгоняем их. Впереди еще 2-3 человека видны метрах в 300-х.
Бородатый говорит, что собирался делать крест (т.е. обе вершины: и Западную, и Восточную), да погода подвела. Спрашивает, нет ли у меня таблеток (?). Голос глухой, язык у него заплетается, понимаю вопрос только с третьего раза. Отвечаю, что нет. Иногда он тоже падает и лежит на спине с закрытыми глазами (я слегка пугаюсь), потом бормочет: "Ничего, я сейчас..." и с трудом встает.
Потом Толя скажет, что в тот день на физическое состояние мог сильно повлиять выброс из фумарол на Западной вершине. Он чувствовал сернистый запах.
Видимость несколько сот метров, хорошо еще, что путь помечен торчащими вешками-прутьями. Доходим до ледника. С тревогой вспоминаю, что на подъеме где-то тут были трещины – надо было широко шагать через них. Склон крутой – почти бежим. Часто оступаюсь, падаю. Где же трещины? Ледник кончается. Похоже, пронесло...
Кошки у меня совершенно сбились набок, ноги жутко болят от вынужденного косолапия. Надо бы снять, да куда денешь? Руки заняты лыжными палками. Ковыляю с трудом. Бородатый меня сильно обогнал, метров на 200. Говорил, что встал на П-11, да где? – там 165 мест. Хорошо, если догадается бросить пакет в тамбуре на входе.
На перегибе теряю его из виду. Куда идти? Вешки почему-то оказались сильно справа – похоже, я уклонился влево. Беру вправо. Следы на снегу есть, но как-то все в разные стороны. В какой-то момент вижу сидящего на снегу человека. Подхожу ближе. Это не человек, а средних размеров, распушившаяся мертвая птица, сидя вмерзшая в снег. Клюв маленький, крючковатый. Сова?
Устал страшно. Снимаю кошки, несу в руке. С трудом подхожу к П-11. Где бородатый? Лежит уже, поди. Бог с ним, ибо у крыльца стоит ратрак с заведенным мотором. Несколько человек уже сидят в кузове. Идет вниз. Водитель соглашается подбросить вниз до Бочек.
Тут мной неожиданно заинтересовалось стоящее у крыльца начальство (видно по лицам и возрасту): кто, откуда? Отвечаю, что тренировался у скал Пастухова. Понимаю, что черное изможденное лицо не внушает доверия к такому ответу, но отсутствие снаряжения не дает необходимых улик. Спешу забраться в кузов.
Быстро доезжаем до Бочек. Попутчики – "гости", русские и местные мужики, да пара девиц в изящных солнечных очках. Мужики слегка поддатые, не обращают на меня внимания, поют русские и местные песни. Это их – приютское начальство провожало. Девицы поглядывают на меня с усмешкой. Шофер денег не берет.
На крыше нашей бочки сидят Аня и Тихонцев. Встречают с прибаутками. Леша и Толя еще не вернулись, но светлого времени еще много, часа три, а они опытные и мощные ребята, так что тревоги за них нет.
Попив чаю, ложусь. Через некоторое время Аня начинает тревожиться: "Леша обещал к трем часам вернуться, а сейчас уже шесть! Где он мог застрять?" Мы пытаемся ее успокоить. Аня решает прогуляться на П-11, надевает ботинки и уходит. Не раздеваясь, ложусь и засыпаю.
Просыпаюсь уже в темноте, около 9 вечера. С улицы слышны голоса. Один из них мне кажется Толиным. Входят Аня и Тихонцев. Аня в расстроенных чувствах, чуть не плачет. Оказывается, ребят все еще нет. Ясно, что уже и не будет... Аня сбегала на П-11 – там никого из них нет. Пропало около пяти человек, из них два поляка.
Ночью долго не могу уснуть. Шансов у ребят без палаток и спальников нет никаких – на снегу, на высоте 5600... Начинают крутиться в голове уже "практические" мысли: как сообщать о Толиной смерти, как быть с доставкой его тела, что делать с вещами? Вдруг доходит, что сейчас они, может быть, еще живы, а я лежу в теплом спальнике и заживо их хороню... Вспоминаю, что после очередного Толиного "любой ценой!" я ему прямо сказал, что ведь сколько трупов уже положено к круглым датам!
– Да все будет нормально! К тому же, такое дело, у отца день рождения 9 мая, а я приеду без результата. Что скажу – погода была плохая?
Слышно, что и Аня не спит, вздыхает и всхлипывает.

6.05.95
Встаем в 6 утра, быстро варим геркулес ("Манка дает сил на один час", – Аня). Она только пьет чай.
Поднимаемся к П-11. Густо падает снег, но видимость до 300 метров. Навстречу длинной колонной спускаются волгоградцы, в хвосте вчерашний бородач. Окликает: свитера отдал то ли начальству, то ли КСС.
Возле П-11 нас встречают, есть новость: троих нашли. "Они "упали" в Джилы-су, это к северу от Эльбруса, -- говорит командир ижевцев. -- Кажется, есть москвич на "П", Седов и еще кто-то." ("За это "упали" я бы его убила!" – скажет позднее Аня).
Аня летит на третий этаж к начальству, Тихонцев идет следом. Вернувшись, подтверждает: Толя и Леша в Джилы-су, с ними ижевец (позднее в Терскольской КСС сказали, что с ними еще и четвертый – поляк, и еще один поляк пропал-таки). Делаем слабую попытку найти свитера – начальство их не видело. Да черт с ними, главное, что ребята нашлись!
Выходим из П-11, спускаемся чуть ниже – тут ижевцы живут в палатках, обложенных снегом, в каких-то снежных норах. Они убеждают нас не сидеть на Бочках, а собирать вещи и спускаться в Терскол: "Там у КСС есть связь, а тут – ничего! Там их и перехватим!" Сами они уже почти собрались, обещают зайти за нами.
Быстро спускаемся на Бочки. Аня стремительно собирается (позднее Тихонцев передал ее слова: "Лешка просто атомный! Он уже сейчас может подъезжать к Терсколу!"). Подошедшие ижевцы забирают ее и Лешин рюкзак и уходят.
Мы собираемся медленнее, даже моем горячей водой посуду, многодневно не мытую, а затем вылезаем наверх в одних трусах и обтираемся свежим снегом (через снежную муть шпарит солнце). И то, и другое, естественно – идея Тихонцева.
Тут же появляются кандидаты на заселение нашей бочки.
В 13.00 идем вниз. Склон черен от лыжников и туристов. Кто-то начинает снимать нас на видеокамеру. Заработала даже кресельная дорога, и сверху орут: "Снимай вот этих, внизу, с рюкзаками!" Атмосфера парка культуры и отдыха. Вовремя уходим!
В 16.00 мы уже в Терсколе. Выясняется, что связь-то есть, но только через Кисловодск. Т.е. в 18.00 будет Джилы-су – Кисловодск, а в 20.00 Терскол – Кисловодск. Так что связаться с ребятами напрямую невозможно ни сейчас, ни в принципе. Как им выбираться из Джилы-су, также неясно. Все в снегу, может быть, только "Урал" проедет...
Дежурный спасатель объясняет, как они туда попали: "Это часто бывает, что на спуске ошибаются и уходят не на юг, а на северо-восток, там склон более пологий и ветер обычно западный, он еще более отклоняет их на восток."
Теперь у нас новая проблема: как бы Толя не просвистел мимо Терскола прямо на Бочки. Похоже, придется завтра ехать за его вещами и сидеть там до конца работы канатки. Ведь послезавтра утром наш отъезд из Терскола.
Устраиваемся в лесу за домиком КСС на очень уютной полянке. "Странно, даже не хочется ни пива, ни чего другого!" – удивляется Тихонцев. Через некоторое время решает сходить в магазин, видимо, чтобы еще раз проверить свои чувства. Возвращается с двумя банками пива и большим куском местного сыра. Выясняется, что хочется и того и другого.
Ижевцы стоят лагерем где-то рядом. Аня с ними.

7.05.95
Терскол, 17.00
Лежу в палатке, греюсь после мытья головы. Рядом спит Толя. Спит, надо сказать, неспокойно – иногда начинает что-то говорить, а раз даже поднялся с открытыми глазами, высунул голову их палатки и обеспокоенно спросил: "Где наша хижина?!" "Ложись, Толя, все в порядке", – говорю. Он лег.
Хроника сегодня такова. Встав с неохотою в 8.00 и позавтракав любимой манкой с изюмом, вытряхиваю все из своего рюкзака и отправляюсь за Толиными вещами.
Когда вчера я сказал, что пойду наверх, Тихонцев с видимым облегчением одобрил: "Я как раз и хотел предложить это именно тебе", – и пояснил: "Во время наших сборов подошел тот самый легендарный Сережа (по фамилии Лебедев), хозяин Бочек, и, расспросив о количестве ночевок (3) и людей (3), потребовал 90 тысяч рублей. Я согласился, а затем мы тихо ушли. Меня он знает в лицо, а тебя не видел".
Солнечно, но прохладно. Собравшись, зашел на всякий случай на КСС. Там два молодых местных парня (вчера были другие), играя в нарды, с восточным спокойствием заявляют: "Говорят, сегодня утром ваши заезжали на легковушке, а потом отправились наверх..."
– А вы им не сказали, что мы здесь?!
– Не знаем, другой был дежурный...
Так... значит, теперь моя задача – отыскать трех человек, устремившихся на Эльбрус, причем они могут быть на Бочках, на П-11, а могут уже спуститься (или спускаться) мне навстречу в поисках своих. Почти бегу. Хорошо, что не надел пуховку.
На канатке с меня сдирают уже 20 тысяч (за неделю цена возросла). Минуя очередь, лезу со служебного входа, расспрашиваю служителя. Он наших не видел, правда, рано утром работал другой (канатка сейчас работает круглосуточно – Эльбрусиада!). Звоню на верхнюю станцию, пытаюсь добиться, чтобы, они, пока я поднимаюсь, на всякий случай делали бы объявление для наших: подождать меня – безуспешно, смысл этого до них не доходит. Тем временем, подходит вагончик с верху – наших в нем нет. Прохожу на посадку без очереди, билет у меня служитель даже не спросил – я для него теперь "свой".
Еду наверх. Вагончики, спускающиеся навстречу, почти пустые. Наших не видно. На верхней станции людно, стоит ратрак. Расспрашиваю и тут – никто про наших не слыхал. В сторонке стоит группа молодых солдат в ватных пятнистых куртках и ушанках на рыбьем меху. Неужели и эти пойдут наверх?
В темпе иду вверх. Всматриваюсь в каждого встречного, но иллюзия узнавания каждый раз сменяется разочарованием. Короткий разговор со встречными поляками. Они про своего ничего не знают, знают только про второго: он вчера спустился, переночевав где-то на Эльбрусе, только нос отморозил. Когда он утром рассупонивался, то отделился кончик носа, примерзший к тому, чем был укрыт. Чудеса! Хотя, раньше Пастухов укрывался же под буркой в снеговой яме – и ничего.
Уже почти под Бочками вижу Толю! Идет вниз под рюкзаком. Обнимаемся. Начинает рассказывать.
Виноват во всем Леша, от избытка здоровья полезший на вершину не обычным (по дуге) путем, а напрямик. Он оттоптал весь этот подъем, но беда в том, что в плохую погоду найти этот же путь для спуска практически невозможно, т.к. требуется обнаружить узкий кулуар, рядом с которым выход на крутые опасные скалы. Если бы шли по дуге, спуск был бы очевиден, т.к. образуется четкая тропа. В результате, будучи в расстроенных чувствах (идя первым, обнаружил наверху двух ростовчан, взошедших с севера!), Леша первым же и ошибся и пошел на спуск не туда, куда надо.
Толя, зайдя наверх, стал устанавливать флаг. Оказавшиеся рядом помогли свинтить флагшток, укрепить его в камнях. Когда прицепили красный флаг, народ, по словам Толи, обалдел от счастья. Все с энтузиазмом по очереди фотографировались рядом с флагом: "Сними меня!" А куда потом фотографии слать?.. Этого им в голову не приходило. Кто именно был рядом в этот момент, Толя не знает.
Погода была ужасная: ураганный ветер, пурга, видимости никакой. Так что непонятно, что получится на снимках и слайдах. Возясь с железными трубками флагштока, Толя поморозил до волдырей два пальца на левой руке.
Начали спускаться: ижевец и поляк вместе с Толей. Вылезли на обледенелые камни. Отсюда пришлось опять набирать метров 100 высоты. Поиск нормального спуска и привел их на север. Вскоре начался ледник с трещинами, и Толя, а затем ижевец провалились по пояс. Видя такое дело, Толя достал из рюкзака репшнур, привязал ижевца и как более легкого пустил его вперед (на живца). Поляку же велел идти сзади за собой, самым тяжелым из всех.
Уже стемнело, когда вышли к палатке ростовчан. Ночевать там было негде, и оттуда еще около полутора часов уже в темноте шли до хижины спасателей. Леша в это время уже проскочил дальше, до "лужи" – источников, где был базовый лагерь ростовчан. Спасатели приняли их, как родных, отогрели, накормили. Это было спасение.
Рано утром следующего дня произошло непонятное с ижевцем. Сказав: "Я пошел к ребятам" (все еще лежали, и никто не обратил на это внимания), он ушел в неизвестном направлении. До того он сетовал, что "подводит ребят из команды", а также жалел рюкзак с палаткой, оставленный на седловине. Дальнейшая судьба ижевца и сейчас неизвестна.
Толе и поляку спасатели подсказали, что сегодня от ростовчан пойдет КАМАЗ в Кисловодск, но надо идти до них вниз около 13 км. Потом оказалось – все двадцать. Дойдя, нашли Лешу, благосклонно, как "аксакал", принимающего знаки внимания окружавших его альпинисток: "Лешенька, а вот кусочек сала!"
КАМАЗ действительно стоял – по оси застрявший в глубоком снегу. Его откопали лопатами, затем вручную – в две веревки, благо народу было много – вытащили. До Кисловодска (около 35 км по ужасной дороге) добрались к вечеру. Самое интересное по пути – дача Ягоды (нечто вроде средневекового замка с позднее пристроенными крыльями барачного типа), переделанная то ли в пионерлагерь, то ли в дом отдыха.
В пути Леша все сокрушался: "Какой позор! Ведь меня тут каждая собака знает, а я так пролетел!... К тому же я ведь Ане обещал вернуться в три часа и уделить внимание, а я никогда не ошибаюсь больше, чем на несколько минут!" Короче, очень переживал.
В Кисловодске Леша договорился со знакомым спасателем, и на его "Волге" к 4 утра они вчетвером въехали в Терскол. Отоспавшись в гостинице (пробил тоже Леша) до 7 утра, разделились: Леша пошел искать Аню, а поляк – к своим в а/л «Адылсу» (поэтому поляки на П-11 про него и не знали).
Толя же первым делом устремился... на почту звонить партийцам. Доложил, что задание выполнено: малый флаг (50 лет Победы) – на вершине. Сообщение о том, что большой флаг (От МГК...) установить не удалось, вызвало, вроде бы, довольно кислую реакцию. Тут, наконец, Толя признался, что идея установки флагов на Эльбрусе обсуждалась в ЦК.
Такова история, рассказанная Толей.
На нижней станции выложили часть барахла из Толиного рюкзака в мой и быстро дошли до Терскола. Выглядит Толя вполне нормально, только лицо сильно обгорело, но это у нас всех имеет место. Итак, завтра – автобусом в Нальчик, а оттуда в Москву. Экспедиция на Эльбрус завершена.

Москва, Н. Переделкино, 1995.